ПАВЛЕНКО Н.И. ПЕТР ВЕЛИКИЙ. — М., 1994. — 591 c.
Глава «Полтава». — С. 292-325
Отрывки

<...> Заключительный акт трагедии шведской армии под Полтавой начался 15 июня. В этот день часть русских полков переправилась через Ворсклу, до этого разделявшую две неприятельские армии. Когда Реншильд донес об этом королю, тот передал через адъютанта: пусть фельдмаршал действует по своему усмотрению. Эта реплика обнаруживает новые черты в поведении Карла XII. Ранее в трудных ситуациях он сохранял бодрость духа и не проявлял безразличия к происходившему, но со времен Лесной его одолевали приступы черной меланхолии.
По русским источникам, сопротивление шведов во время переправы не было упорным: «Неприятель паки с немалым числом конницы и пехоты приступил в том намерении, чтоб с оных мест сбить и делу транжементов воспрепятствовать, но от войска царского величества с великим уроном прогнан». 19-20 июня на противоположный берег вместе с основными силами армии переправился и Петр. Царь знал о критическом положении полтавского гарнизона и населения города. В то же время он не был уверен, что в ближайшие дни удастся освободить Полтаву от блокады. Если попытка прорвать блокаду окажется неудачной, писал царь Келину 19 июня, то надлежало, «усмотря время (в день или ночью), выйти вон за реку, куды удобнее, и тамошних жителей вывесть мужеска полу», эвакуированный город поджечь, пушки разорвать или бросить в колодцы, а знамена сжечь. К счастью, воспользоваться рекомендациями Петра Келину не пришлось — гарнизон, используя последние ресурсы, продолжал сопротивляться осаждавшим и продержался до генеральной баталии. Подготовка к ней в неприятельских лагерях протекала по-разному.

Карл XII, придерживавшийся наступательной тактики, не проявлял интереса к инженерной подготовке будущего поля сражения. Главная забота короля состояла в том, чтобы обезопасить свой тыл, т.е. лишить полтавский гарнизон возможности сделать вылазку в тот момент, когда шведы будут увлечены сражением с главными силами русских. Но для этого надо было овладеть Полтавой. Покорение крепости представляло еще одну выгоду — освобожденные от осады войска могли быть использованы в генеральном сражении. 21 июня шведы предприняли отчаянную попытку войти в город: опять сделали подкопы, заложили бочки с порохом, но, как и раньше, взрыва не последовало — порох благополучно изъяли осажденные. Шведы ночью 22 июня повторили штурм, едва не закончившийся успехом: «...во многих местах неприятель на вал всходил, но комендант показал несказанную храбрость, ибо он сам во всех нужных местах присутствовал и сикурсовал». В критический момент в защите города участвовало все население: «Жители полтавские все были на валу; жены, хотя в огне на валу не были, токмо приносили каменья и прочее». Штурм не удался и на этот раз: понеся большие потери, шведы так и не приобрели гарантий безопасности своего тыла.
Русские войска соорудили укрепленный лагерь у места переправы — деревни Петровки, расположенной в восьми верстах севернее Полтавы. Осмотрев местность, Петр велел передвинуть армию поближе к расположению шведов. Царь счел, что открытая местность у Петровки предоставляла огромные преимущества шведской армии, отличавшейся высокой маневренностью и умением перестраивать боевые порядки в ходе сражения. Исходя из опыта битвы у Лесной, царь знал, что это преимущество неприятель утрачивает в условиях, когда ему навязывают сражение на пересеченной лесистой местности, ограничивавшей маневрирование. Именно этим требованиям удовлетворяло пространство у деревни Яковцы. Здесь, в пяти километрах от шведов, русские войска 25 июня приступили к сооружению укрепленного лагеря. Он был усилен воздвигнутыми впереди лагеря шестью редутами, преграждавшими путь шведам к основным силам русской армии. Редуты отстояли один от другого на расстоянии ружейного выстрела. Осмотрев их, Петр 26 июня велел дополнительно соорудить четыре редута, расположенные перпендикулярно к первым шести. Устройство дополнительных редутов, прикрывавших лагерь русской армии, являлось новшеством в инженерном оборудовании поля сражения. Не преодолев их, невозможно было вступить в непосредственный контакт с основными силами армии. В то же время наступавшие, овладевая редутами, в каждом из которых располагалась рота солдат, должны были нести огромные потери от ружейного и артиллерийского огня. Атака редутов должна была захлебнуться еще и потому, что преодоление их расстраивало боевые порядки наступавших.
Каковы были силы сторон в канун генеральной баталии? Почему Петр, ранее всеми способами уклонявшийся от генерального сражения, теперь счел, что настало время помериться силами на поле брани? Тому было несколько причин. Одна из них состояла в том, что шведы утратили преимущества, которыми ранее располагали: соотношение сил на театре военных действий стало не в пользу противника.
В распоряжении Петра в укрепленном лагере под Полтавой находилось 42 000 регулярных и 5000 нерегулярных войск. Кроме того, царь располагал 40-тысячным резервом, расположенным на реке Псел. Что касается численности шведской армии, то она не поддается точному учету. Если исходить из подсчета потерь шведов убитыми и плененными под Полтавой и Переволочной, а также бежавших с Карлом XII, то в шведской армии в общей сложности находилось 48 000 человек. Впрочем, численность боеспособных войск, непосредственно участвовавших в Полтавской битве на стороне шведов, была значительно меньше: из 48 000 следует вычесть около 3000 мазепинцев и около 8000 запорожцев во главе с Костей Гордиенко, перешедших на сторону Мазепы и Карла XII в марте 1709 г., а также около 1300 шведов, все еще продолжавших осаждать Полтаву. Король, не будучи уверенным в победе, расставил несколько отрядов вдоль реки Ворсклы до впадения ее в Днепр у Переволочны, видимо на случай возможного бегства с поля боя. Наконец, из общего числа шведов — участников сражения надлежит исключить лиц, не причастных к строевой службе: только под Переволочной было пленено 3402 «служителя», а сколько их попало в плен и полегло под Полтавой — неизвестно. В итоге в Полтавской битве могло участвовать не более 28—30 тысяч шведов. Таким образом, численное превосходство было на стороне русских войск. Русская армия располагала еще одним существенным преимуществом: ее артиллерийский парк насчитывал 102 пушки, в то время как шведы могли противопоставить только 39 орудий. <...>
О том, что генеральное сражение намечено на 27 июня, Карл XII объявил накануне, 26 июня. При этом король заявил, что хотя сам и будет участвовать в битве, но вследствие ранения командовать войсками не в состоянии и вручает их фельдмаршалу графу Реншильду. Генералам Карл XII сказал: «Завтра мы будем обедать в шатрах у московского царя. Нет нужды заботиться о продовольствии для солдат — в московском обозе всего много припасено для нас».
Петр вручил командование армией трем военачальникам: вся кавалерия в составе 24 полков отдавалась под начало Меншикову, пехота — Шереметеву, артиллерия — Брюсу. В воскресный день 26 июня царь, разъезжая по дивизиям, тоже обращался к воинам с призывами, но они коренным образом отличались от обращения короля: не сытым обедом прельщал он солдат и офицеров, а говорил о необходимости защищать родину и совершать ради этого подвиги. Петру отвечал генерал-лейтенант князь Михаил Михайлович Голицын, заверивший, что для защиты отечества воины не пощадят живота своего. «Ваше царское величество, — говорил князь, — изволил труд наш и верность и храбрость добрых солдат видеть на Левенгауптской баталии... ныне войско то ж, и мы, рабы твои, те ж, уповаем таков же иметь подвиг».
Карл XII, рассчитывая, как всегда, на внезапность, решил под покровом ночи бесшумно подойти к русскому лагерю, атаковать его и добиться победы в скоротечной рукопашной схватке. В ночь на 27 июня шведские войска были приведены в боевую готовность. «Эту ночь, — засвидетельствовал Д.Крман, — мы провели под открытым небом, без огня, без соломы, сена, еды и питья». План короля состоял в том, чтобы на начальном этапе сражения пехота, предводительствуемая Левенгауптом, овладела русским лагерем, а завершила дело конница: ей надлежало, двигаясь между редутами, разгромить русскую кавалерию и завладеть пушками. В заключительной фазе битвы пехота и конница должны были нанести удар по основным силам русской армии. Такова была диспозиция Карла XII. Сражение, однако, протекало не в соответствии с его желанием, а по воле Петра Великого.
С обнаженной шпагой, лежа в притороченной к лошадям качалке, Карл XII, находясь в центре боевых порядков пехоты, призвал свое воинство к победе. Но осуществить свой план королю не удалось. Первая неожиданность для шведов состояла в том, что они не сумели подойти незамеченными к русскому лагерю: драгуны Меншикова уследили их передвижение и предупредили своих о грозившей опасности. Шведам был преподнесен еще один сюрприз — они напоролись на четыре поперечных редута, о существовании которых не подозревали. Русские встретили шведов, подошедших к редутам в три часа ночи, интенсивным ружейным и артиллерийским огнем. Неприятель прихватил с собой всего четыре пушки: скромные размеры артиллерии объяснялись упованием на успех рукопашной схватки. Шведам удалось овладеть двумя недостроенными редутами, среди них раздались торжествующие возгласы: «Победа! Победа!» Веру шведов в победу укрепили также успешные действия их кавалерии, которая двинулась на русский лагерь за два часа до рассвета и на короткое время потеснила русских драгун. Радость, однако, была преждевременной. Мазепа изображал маскарадного полководца. Д.Крман записал: бывший гетман «утром, роскошно одетый, несся на чистокровном коне в бой, но король Карл, похвалив его, приказал вернуться к обозу ради спасения жизни, потому что и так у него было слабое здоровье».

Оказавшись без поддержки своей артиллерии и не имея гранат, шведы несли огромные потери. Пехота под командованием генерала К.Г.Рооса и кавалерия В.А.Шлиппенбаха, не выдержав губительного огня русских, отошли в Яковецкий лес. Связь этих отрядов с основными силами короля была утрачена. Конница Меншикова атаковала кавалерию Шлиппенбаха, разгромила ее и захватила в плен командовавшего ею полковника. Ту же участь разделила и пехота Рооса, пытавшаяся укрыться в шведских укреплениях под Полтавой. На плечах бегущих пехота русского генерала Ренцеля ворвалась в укрепления и частью уничтожила, частью пленила этот отряд. Так неудачно для шведов закончился первый этап сражения: они понесли большие потери и, не выполнив возложенных на них королем задач, вынуждены были отойти за пределы досягаемости ружейного и пушечного огня.
Наступило затишье. Петр в конце шестого часа сражения велел вывести из укрепленного лагеря 42 батальона пехоты из имевшихся у него 60. На флангах расположились драгунские полки. В боевой порядок построилась и шведская армия, первой предпринявшая наступательные действия. Когда шведы подошли на расстояние пушечного выстрела, 87 стволов русской артиллерии открыли огонь картечью. Шведы продолжали движение вперед, но, когда приблизились на расстояние 100 шагов, раздался залп русской пехоты и драгун.
В девятом часу утра начался решающий этап битвы. Реляция описывает его так: «И как войско наше, таковым образом в ордер баталии установясь, на неприятеля пошло, и тогда о 9-м часу пред полуднем атака и жестокой огонь с обеих сторон начался, которая атака от наших войск с такою храбростию учинена, что вся неприятельская армия по получасовом бою с малым уроном наших войск (еже при том наивяще удивительно), как кавалерия, так и инфантерия, весьма опровергнута, так что шведская инфантерия ни единожды потом не остановилась, но без остановки от наших шпагами, багинетами и пиками колота». Неся огромные потери, основные силы Карла XII продолжали попытку просочиться сквозь редуты. В это время вновь отличился Меншиков. Его 10-тысячная кавалерия ринулась на неприятеля. Шведские батальоны, укрывшиеся в лесу, сдались в плен. Вслед за тем светлейший атаковал резервный корпус и почти полностью уничтожил его. Один за другим были пленены шведские генералы. Под Александром Даниловичем было убито две лошади. <...>

Шведская армия, оставшаяся на левом берегу Днепра, пребывала в подавленном состоянии. 30 июня, когда рассвело, взору шведов представилась устрашающая картина — на них готово было двинуться великое множество драгунов Меншикова. Чтобы создать у неприятеля видимость, что ему противостоит многочисленное войско, М.М.Голицын велел своим драгунам спешиться и расставить лошадей на большой площади. В действительности Меншиков располагал 9000 человек, в то время как у шведов насчитывалось свыше 16 000. В тот момент светлейший не располагал более или менее исчерпывающими данными о численности шведских войск. Быть может, эта неосведомленность была даже полезной, ибо давала основание князю действовать решительно и напористо. Он знал, что армия неприятеля деморализована поражением под Полтавой и утомлена трехдневным бегством, что она не располагала ни артиллерией, ни порохом, ни запасами продовольствия и фуража. Все это, вместе взятое, давало ему основания потребовать от Левенгаупта немедленной капитуляции. Но вместе с тем Александр Данилович не исключал и возможности сражения с противником, причем его суждения о моральном состоянии шведов обнаруживают в нем довольно тонкого психолога. У шведов, считал Меншиков, не было третьего пути — отступления: они могли либо капитулировать, либо сражаться, причем сражаться с отчаянием обреченных. В этом случае русские войска тоже могли понести немалые потери. Вот почему Александр Данилович использовал все рычаги воздействия, чтобы избежать сражения и принудить неприятеля к капитуляции.
Левенгаупт лихорадочно искал выход из критического положения, в котором оказалась армия, оставленная ему королем. В русский лагерь он отправил парламентеров во главе с генералом Крейцем и поставил перед ними троякого рода цель: разведать подлинные силы Меншикова; выторговать самые льготные условия перемирия; затягивать переговоры, чтобы дать возможность королю и его спутникам удалиться от Переволочны.
Меншиков, надо полагать, догадывался о тайных надеждах неприятеля и не оставил ему никаких шансов, подтвердив свое требование о безоговорочной капитуляции с выдачей всего оружия.
Левенгаупт собрал всех офицеров, командовавших полками, и изложил им требование Меншикова. О том, как развивались дальнейшие события, расскажут нам два его участника. Лейтенант Вейе из шведского лагеря:
«После продолжительного совещания он (Левенгаупт — Н. П.) велел каждому из присутствующих отправиться в свои полки и спросить у солдат, желают ли они сражаться или капитулировать. Солдаты поначалу давали неопределенные ответы: одни ссылались на то, что не все обеспечены оружием, другие говорили, что им безразлично, третьи — если понадобится, то они выполнят свои обязательства, и только один майор Гольде от имени ободянских всадников надавал большие обещания. Поэтому Левенгаупт не пожелал принимать решение, но велел еще раз полковым командирам, чтобы каждый из них спросил у солдат, желают ли они сражаться или нет, и хотят ли кавалеристы и драгуны атаковать вражескую пехоту, так как пехоты у них мало. Полковник Поссе первым ответил, что его люди желают сдаться, ибо их осталось очень мало. То же самое подтвердили и другие командиры пеших полков. Правда, некоторые конные полки, не участвовавшие ранее в бою, заявили, что хотят сражаться, но большинство хотели сдаться, ссылаясь на то, что без пехоты ничего не смогут сделать».
Левенгаупту ничего не оставалось, как принять условия капитуляции, продиктованные Меншиковым. А.Ригельман по этому поводу записал: «Шведы в иное б время никогда сего не учинили, но, будучи без пороха и снарядов, а паче от голода, ибо, сколько шед до сего места, почти ничего не едали, положили ружье свое и шпаги». <...>
Неслыханная в свете виктория, как называл царь Полтавскую победу, доставила ему множество приятных хлопот. Отдыху он отдает лишь часть короткой ночи, остальное время читает донесения, составляет «Обстоятельную реляцию», редактирует десятки писем, в том числе и коронованным особам, о разгроме армии Карла XII, отдает распоряжения.
Подсчитаны пленные, убитые и раненые, уточнены собственные потери, взяты на учет трофеи: знамена и штандарты, пушки и телеги, лошади и оружие. Судя по трофеям, шведская армия не испытывала недостатка в боевых знаменах и штандартах — их взято 137 под Полтавой и 142 под Переволочной, в холодном легком и огнестрельном оружии. Маловато у шведов было только пушек, пороха и особенно ядер: 102 русским орудиям шведы могли противопоставить 39 пушек, из которых в Полтавском сражении участвовало только четыре, а прочие «оставлены были в обозе». Превосходство русской артиллерии обеспечили пущенные во время войны новые предприятия: на стволах мортир, гаубиц и пушек стояли клейма олонецких, уральских и тульских заводов. В реляции Петр подчеркивал, что победа досталась «легким трудом», т.е. сравнительно небольшими потерями: согласно «Обстоятельной реляции», было похоронено 8619 шведов, в то время как русских было убито 1345 солдат и офицеров. Обращал он внимание читателя и на другой немаловажный факт: «...из нашей пехоты токмо одна линия, в которой с десять тысяч обреталось, с неприятелем в бою была, а другая до того бою не дошла, ибо неприятели, будучи от нашей первой линии опровергнуты, побежали и тако побиты».
Петр располагал численным превосходством над войсками Карла XII, но не воспользовался им, ибо было достаточно даже передовой линии, чтобы сокрушить неприятеля. Потеря королем армии означала утрату могущества Швецией. Теперь уже Петр не сомневался в прочности своих приобретений в Прибалтике. Петербург обрел безопасность, о чем царь в шутливой форме известил «князя-кесаря» Ромодановского: «...ныне уже без сумнения желание вашего величества, еже резиденцию вам иметь в Петербурге, совершилось чрез сей упадок конечной неприятеля». Царь спешит развить успех, нанести новые удары, на этот раз по шведским гарнизонам, расположенным в прибалтийских крепостях, и тем самым принудить упрямого короля к миру.<...>
После Полтавы Петр раздал щедрые награды: графа Гавриила Ивановича Головкина возвел в канцлеры, Петра Павловича Шафирова — в вице-канцлеры; Репнину, Брюсу и другим генералам пожаловал орден Андрея Первозванного, генерал-лейтенантам Голицыну и Боуру — деревни. Многие генералы и офицеры были повышены в чинах. Петр не оставил без наград солдат и остальных офицеров: солдатам было выдано двухмесячное, а офицерам — трех- и шестимесячное жалованье. Была учреждена солдатская наградная медаль, на лицевой стороне которой изображен Петр в лавровом венке, доспехах и мантии с лентой ордена Андрея Первозванного через плечо. Такая же серебряная медаль, но большего размера (49 мм вместо 42 мм) выдавалась урядникам. На самой почетной памятной медали, диаметром 68 мм, на лицевой стороне на фоне сражения изображен Петр на коне, на обратной — Геркулес с львиной шкурой. Заслуживают внимания надписи на этой медали: на лицевой стороне по кругу на латинском языке — «Нам позавидуют в сей славе»; на обратной — «Полтава славна чудесным поражением», «Все шведское войско истреблено 27 июня», «Великая победа сил доставляет Петру надежное торжество».
Самыми щедрыми наградами были отмечены заслуги Меншикова. Светлейшего царь пожаловал чином второго фельдмаршала (первым был Шереметев), а также городами Почен и Ямполь. И без того грандиозные владения князя увеличились на 43 362 души мужского пола. По числу крепостных он стал вторым после царя душевладельцем России. Столь существенными пожалованиями Александр Данилович был обязан своей близости к царю, но справедливости ради отметим, что все самые яркие страницы истории Северной войны в предполтавский и полтавский периоды: Шлиссельбург, Нарва, Калиш, Батурин, Полтава, Переволочна — написаны при активнейшем участии Меншикова. Никого из соратников Петра нельзя поставить на одну доску со светлейшим по вкладу, лично внесенному в разгром шведов.
Царь намеревался увековечить память о Полтавской победе и монументальными сооружениями. Спустя две недели после битвы он отправил Монастырскому приказу повеление основать на месте сражения «в знак и вечное напоминание преславной той виктории» мужской монастырь, построить каменную церковь и воздвигнуть памятник. Он должен был выглядеть так: «А пред церковию сделать пирамиду каменную с изображением персоны нашей в совершенном возрасте на коне, вылитую из меди желтой, и под нею бой самым добрым художеством. А по сторонам той пирамиды на досках медных учинить подпись с объяснением всех действий, от вступления в Украину того короля шведского и с получением сей баталии». <...>
Итоги дипломатической миссии царя следует признать успешными: распавшийся Северный союз был восстановлен и Россия вновь обрела союзников. Теперь при европейских дворах уже не сомневались ни в мощи России, ни в таланте полководца, сумевшего разгромить «непобедимых шведов». Герцог Луи Сен-Симон, вельможа французского короля Людовика XIV и автор 20-томных мемуаров, записал: 1709 год «принес полное изменение положения на севере: упадок, чтобы не сказать уничтожение, Швеции, которая так часто приводила в трепет весь север и не раз заставляла дрожать Империю и австрийский дом, и необычайное возвышение другой державы, доселе известной лишь по названию и никогда не влиявшей на другие страны, за исключением своих ближайших соседей».
На глазах изумленной Европы рождалась новая великая держава.